В подвале Северной Башни

Кузнец только вскрикнул, когда его ударил каратель, но вскрикнул он не от боли, а от осознания того, что пальцы его разжимаются а оружие падает на землю. Не сумел он спасти Инзиль, как собирался! Это была последняя мысль перед тем, как сознание парня заволокла темнота. И вот теперь он приоткрыл глаза, но не понял где они находятся. Голова кружилась так сильно, что приподнять ее с кучи, на которой лежал Аббан Яновец, было едва ли возможно. Со стороны коридора к ним проходил неяркий свет, и устремив взгляд на этот свет, парнишка вдруг увидел решетку. Неужели их кинули в темницу? И тут он услышал, как Инзиль шепчет его имя. Не думая ни о чем больше, он вытер кровь с лица рукавом рубахи и испуганно наклонился над травницей* Инзиль, очнись, что с тобой? * крови на девушке он не заметил, и страх за невесту сменялся постепенно обычной тревогой. Может, она просто напугана?

Инзиль все так же была без сознания. Ей казалось, что она еще в каменном мешке где было очень холодно. Холод сковал ее тело, и она не могла пошевелиться, но вдруг, через эту холодную пелену девушка услышала голос Аббана. Травница вздрогнула, попробовала крикнуть. Это ей опять не удалось, послышался лишь слабый стон в ответ на слова кузнеца. Может быть все же они ей помогли, потому что Инзиль собрав последние силы попробовала вырваться и холодного плена и ее душа рванулась вверх, к слабому свету. Туда от куда слышался голос ее возлюбленного.

Инзиль, Инзиль! * услышав ее стон, кузнец испугался не на шутку. Он только и мог, что повторять имя невесты и трясти травницу за плечи. Парень и сам не знал, откуда взялось столько сил у него. Лицо Аббана было разбито, кровь еще не запеклась, а если и запеклась, он растревожил раны, когда тер их рукавом. И вот теперь снова увидел как тонкая алая струйка побежала с его губ на солому. Но паренек не чувствовал ее солоноватого вкуса, не ощущал ни боли, ни головокружения. Он делал только то, что мог. А мог он звать суженую срывающимся перепуганным голосом. Аббан винил себя в том, что его травница оказалась здесь. Не смог он помочь ей, не освободил, не сумел!

Девушка, наконец, стала приходить в себя, ну а как не прийти-то? Ее слегка трясли, чтобы привести в чувства. Она открыла глаза и увидела лицо Аббана. Инзиль вздрогнула оттого, что увидела *Аббан, что с тобой, кто тебя так? О Милосердный! За что тебя? И где мы находимся?* Теперь она смогла осмотреться. Только сейчас до нее, наконец, дошло, что они в тюрьме и скорее всего в замке у герцога, только от одной этой мысли по телу пробежала дрожь. Слухи о страшной башне в городе давно ходили и теперь она сама тут с кузнецом. Она закрыла лицо руками, стараясь скрыть от жениха свой страх.

Прости меня, милая!* воскликнул кузнец, видя, что его любимая пришла в себя. * Я виноват во всём. И зачем только ты, Инзиль, решила заботиться обо мне? Лучше бы я умер! * Аббан говорил, а с его губ капля за каплей сочилась кровь. Но он не чувствовал сейчас боли. * Прошу тебя, любимая моя, если будут нас пытать, говори, что я случайно набрёл на твою хижину и затавил тебя под страхом смерти подлечить и доставить в город. * Аббан смотрел на Инзиль умоляюще * Сделай так, чтобы я был спокоен. Тогда мне будет не страшно ничего. Я всё вынесу, а там может быть нам Милосердный поможет. Мы помолимся, попросим его! * Но надежды в голосе Аббана было мало. Чтобы скрыть страх, который он испытывал за Инзиль и их будущее, он прижал своё лицо к лицу девушки и поцеловал её.

Аббан поцеловал ее. Лицо девушки вспыхнуло ярким румянцем. Она, почувствовав привкус крови, опять чуть побледнела и теперь только тревога за любимого человека вытеснила всякий другой страх. Нежно приложив пальцы к его губам, она заставила себя улыбнуться и потребовав этим прикосновением замолчать его, не говорить больше таких вещей. * Аббан, я выбрала тебя и поклялась быть с тобой, чтобы не случилось. Не говори о смерти, не надо. Ведь мы пока еще живы и кто знает, что будет впереди. Если будут пытать..* Тут ее голос чуть дрогнул, но она взяв себя в руки, продолжила.* Если будут пытать, я не буду так говорить. Это не позволит не моя честь, не моя совесть. Я смогу вынести пытки, я не заставлю их радоваться! Не бойся за меня, будь спокоен.* Она чуть горделиво вскинула свою голову и улыбнулась ему. Теперь настала очередь знахарки Инзиль, ведь надо смыть кровь с его лица. Скинув с себя верхнюю куртку, оторвала рукав своей рубашки, травница осторожно стала вытирать кровь на лице кузнеца.

Кузнец позволил травнице стереть кровь с его лица. Голова у него всё-таки сильно кружилась, да и тело повиновалось как-то неохотно. И руки, и ноги были тяжелыми, трудно пошевелить даже. * Это я виноват во всем! * с отчаянием повторил парень, мягко отстранил Инзиль и все-таки постарался подняться. Получилось это не сразу, а когда он оказался на ногах, то чуть было опять не упал. Не смотря на это, Аббан кое-как приблизился к решетке, в порыве злости схватился руками за прутья, понимая, что без посторонней помощи им не выбраться отсюда* Нет, Инзиль, нет! Не позволю я, чтобы кто-то прикоснулся к тебе. Лучше я стану предателем, расскажу, как хотел проникнуть в замок герцога, а проникнув сам пришел к королю, и как король приказал мне расправиться с настоятелем. Я знаю, они объявят меня преступником, а сам я стану себя презирать! Но зато тебя должны будут отпустить * тяжким было это решение. Но приняв его паренек немного приободрился.

Первое, что она хотела сделать, это рвануться к нему и поддержать, потому что он с трудом стоял на ногах, но его слова остановили ее, девушка замерла на месте. Побледнела еще сильнее, когда она поняла, что из-за любви к ней он готов поступить как предатель. Инзиль отошла к стене камеры, скрестила руки на груди и на губах ее появилась кривая усмешка * Мне не нужна свобода.. от предателя. Если ты так поступишь, то я буду призирать тебя больше чем ты сам себя . Для меня ты перестанешь существовать, но я сделаю все, чтобы тебя выпустили, после этого мы будем чужими людьми. Сейчас, будем считать, твоих слов я не слышала, но я их запомнила*. Девушка отвернулась лицом к стене, только раз ее плечики вздрогнули, от холода ли или еще от чего?

Парнишка не ожидал услышать от травницы таких слов, неужели Инзиль больше любит короля Людвига, которого так боялась? Неужели ради любви к нему она готова умереть, но не готова поступиться принципами? Эти мысли причиняли больше страданий, чем не до конца затянувшиеся растревоженные раны и разбитое ударом карателя лицо. Кузнец вцепился в прутья решетки, чтобы не упасть, потому что ноги отказывались держать его, а слова тюремщика, который неожиданно для него появился в коридоре, доходили словно издалека. Он не сразу понял, что хочет от них этот человек, о какой потасовке говорит. Упоминание дыбы вывело Аббана из забытья но в этот миг даже обещания нечеловеческих мук казались чем-то мелким и незначительным. А вот есть ему и правда хотелось потому взяв одну из мисок, парнишка принялся орудовать ложкой, для этого он опустился на пол, прижался спиной к холодной стене и, превозмогая боль, стал хлебать суп. И верно, силы ему нужны.

Сердечко ее разрывалось оттого, что причиняет боль кузнецу. Девушка знала, ему будет гораздо хуже, если Аббан из-за любви станет предателем, с этим грузом ему трудно будет жить. Очень трудно, он будет призирать, и быть призираем среди бывших друзей.
Инзиль все так же стояла у стены, ей хотелось вжаться в нее, только чтобы все исчезло, и они могли очутиться в лесу подальше от этого замка, но, увы…
Травница взмолилась духам, которым она служила и, вспомнив деда. Старый травник-ведун и знахарь частенько ей говаривал, что надо надеется на лучшее до самого последнего. Если уже и не на что надеется, верь, что все не приятности скоро закончатся. Ну а если ты стоишь пред неизбежным, то будь стойким. Когда тюремщик предложил им поесть, чтобы подкрепить свои силы, девушка только присела в уголочке. Знахарка не хотела принимать пищу от рук тюремщика или палача, и от любого который насильно будет тут удерживать и ее, и возлюбленного. Подняв глаза на Аббана, полные нежности и любви, девушка шепнула. * Прости. Я очень люблю тебя и не смогу без тебя жить*.

Я хочу в это верить * доев похлебку, паренек положил ложку в миску, а миску поставил на пол. Тяжко давалось кузнецу это решение. В душе было опустошение, как будто и по ней прошелся кто-то с огнем, выжигая все на пути, как недавно каратели ходили по землям вокруг Клаусбурга. Не хотелось ему ни думать, ни говорить, поэтому парень закрыл глаза и замолчал, ожидая своей участи. Что значит предательство рядом с любовью? Он вспоминал короля, который доверился ему, Матушку, которая была так добра, но понимал, что принести Инзиль в жертву не сможет. И если это грех перед Милосердным, то остается надеяться, что Милосердный его простит.

Инзиль встала, подошла к жениху и опустилась на колени. Обняв его, вздохнула.* Не думай о плохом, я с тобой, я придумаю что-нибудь* сказала она и тихо добавила * На все воля Милосердного*. Чуть подумав, она вдруг запела, ее красивый голос наполнил подвалы башни, раздаваясь во всех ее уголках..

Спи, забыв о том, где ты
Забыв о том, что ночь имеет срок
Я буду хранить твои мечты
Пока в моей душе тлеет уголёк
Знай, тени лихих времён
Не коснётся твоей руки
Ведь им не доступен покой
Пропитавший твои лёгкие сны

Чувствуй, как ветер играет травой
Как в реке струится вода
Узнай, что лес шепчет листвой
Помни, нас хранит моя звезда

Спи, забыв о том, кто ты
Забыв о том, что это только сон
Я вплету в твои мечты
Тихий голос и струнный звон
С песней улетай ты далеко
В те края, где свет звезды и море
Окаймляют тени сизых гор
Где струится память о былом

Чувствуй, как ветер играет волной
Как под камнем струится вода
Узнай о чём поёт тебе прибой
Помни, нас хранит моя звезда

Донжон. Каминный зал

Оказавшись у Северной Башни, барон не стал подниматься в свои покои. Поразвлечься со служанками и отдохнуть он сможет потом, сейчас пришло время поработать. Спускаясь по лестнице, он на ходу расстёгивал мундир. Впрочем, когда его пальцы коснулись ремня, на котором у пояса обычно держались ножны с мечом – сейчас меча не было, как и ножен, поскольку Вольфганг не ходил вооружённым на пиры, которые устраивал герр Ирвин – он решил, что продолжит на месте. В самом деле, он надел парадный мундир, не зная о предстоящем допросе, и теперь его определённо было жалко портить. Подкованные сапоги глухо стучали по каменным ступеням, и в какой-то момент Бешеный Пёс понял, что к этому гулу примешивается ещё какой-то звук. Несколько шагов вниз – и он уже смог определить, что это женский голос, поющий протяжную песню. Ещё несколько шагов – и стало возможно расслышать слова. Барон хмыкнул, и, оказавшись перед решёткой, что отделяла подвал от лестницы, уточнил у карателя, который при виде его начал торопливо греметь замками. – Это тюрьма, или бордель портовый? – после чего, не дожидаясь, пока выбежит тюремщик Клаус, неторопливо пошёл по освещённому факелами коридору, ориентируясь по голосу. Так вот Бешеный Пёс и остановился перед камерой Аббана и Инзиль – в полурасстёгнутом мундире, из-под которого виднелась белоснежная батистовая сорочка, с едва заметной улыбкой на физиономии. В улыбке этой не было ни насмешки, ни жестокости – только удовлетворение человека, прекрасно осознающего собственную силу. – Ну, вот мы и встретились. – Почти добродушно проговорил он, скрестив на груди руки и расставив ноги на ширину плеч. Сквозь толстые стальные прутья барон смотрел на пленников и не произносил больше ни слова.

Парнишка заслушался песней Инзиль. Так хотелось закрыть глаза, представить себе, что они находятся вдвоем, далеко-далеко отсюда, что никто не в силах разлучить их. Но когда в коридоре послышались шаги, Аббан вздрогнул и поднялся на ноги. Он не ответил ни слова травнице, потому что не знал, что должен сказать. На нетвердых ногах подошел он опять к решетке, по другую сторону которой уже стоял барон, и постарался загородить собой девушку, будто надеялся, что ее не заметят и забудут про нее. Стоять кузнецу было тяжело. Отчего-то ему казалось, что этой чудной песней Инзиль прощается с ним, что счастье их миновало, так и не успев начаться. При мысли об этом на глаза парню навернулись слезы, но он только выше поднял голову, с вызовом глядя на Вольфганга. Терять Аббану было уже нечего.

Когда человек подошел к их камере, девушка побледнела. Она очень надеялась, что барон не узнает ее сразу. Прошло два или три года, Инзиль была совсем еще девчонкой. Но травница не хотела оставлять Аббана одного. Легко встав на ноги, тихонько подойдя к нему, положила свою руку на плечо Аббана. Казалось, что никакая сила сейчас не может разлучить их. Сдаваться она не собиралась. Только молитва, которую она повторяла про себя моля Милосердного помочь им.

На память Бешеный Пёс никогда не жаловался. Неплохая у него была память. Точнее даже – хорошая. И потому лицо девушки показалось ему смутно знакомым. Им доводилось встречаться с Инзиль прежде, в Клаусбурге, когда та была совсем юной девушкой. Но сколько при дворе крутилось народу – и не сосчитать. Так что теперь он просто отметил про себя, что видел где-то эту простолюдинку... Потом взгляд голубых глаз остановился на Аббане. По губам снова скользнула усмешка, но и теперь усмешка эта не была злой. Если что-то в ней читалось – так это ирония. – С возвращением, герр кузнец. Я смотрю, вы и девицу с собой привезли? – Вольфганг потянулся, мысленно пожалев о том, что не распорядился принести в подвал бочонок вина. Хотя, последнее – дело поправимое. – Думаю, моим парням понравится. А если вы не будете особенно разговорчивым, даме придётся свести с ними знакомство очень близко, - барон задумчиво погладил бородку и кивнул одному из карателей. – Позовите тюремщика и отведите девушку в отдельную камеру. Хочу поговорить для начала с ней. Наедине, конечно. – В словах его не было угрозы. Примерно тем же тоном говорят самые обычные вещи, к примеру, обсуждают меню на ужин. Не дожидаясь, пока приказания его будут выполнены, барон отвернулся от пленников и непринуждённой походкой направился дальше по коридору, выбирая, где было бы удобнее провести беседу.

Услышав, слова барона Инзиль вздрогнула и непроизвольно сделала шаг назад, за спину Аббана. Кричать и биться в истерике, было глупо, да и не пристойно. Такой голос и интонация пугала больше чем крики и угрозы. Травница побледнела еще больше. Казалось, что она прямо сейчас упадет, потеряв сознание. Но Знахарка была не из таких девиц. Сжав кулачки и постаравшись, успокоится, решила, что выцарапает глаза тому кто до нее дотронется. Быть дочерью Августа дель Фор означало быть не только храброй и умной, но и знать себе цену, уметь защитить себя.

Паренек еще сильнее сжал кулаки. Он хотел броситься на этого человека, убить его, просто уничтожить, но знал, что ему не позволят сделать ничего подобного. Да и как справился бы он без оружия с главой карателей, за спиной у которого множество подчиненных, готовых убивать по его приказу? Ему хотелось заслонить собой Инзиль, чтобы его взяли на допрос вместо девушки, чтобы его пытали и мучили, а не красивую юную травницу. * Не трогайте ее! * наконец, глухо произнес парень, не узнавая собственный голос. В этот момент кузнец и не знал даже, кого ненавидит больше, Вольфганга, который закончив угрожать пошел дальше по коридору, или себя самого. Но разве мог он сделать что-то еще, кроме как пожертвовать собой ради любви, своим спокойствием и верой? * Эй, вы, постойте! * в отчаянии крикнул Аббан Яновец, поскольку барон не останавливался* Не трогайте ее, она ничего не знает! Я во всем виноват, с меня и спрос! *он собрался с духом и закричал снова, так громко, что слова его эхом разнеслись под сводами подземелья* Я вам все расскажу, только отпустите ее!

Ее вежливо вытолкнули в коридор, и повели вслед за бароном. Оглянувшись на камеру, где остался Аббан, всхлипнула, но тут же сжав зубы тряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Девушка старалась не показывать своего страха, который как снежный комок нарастал внутри нее. В висках стучало, да и казалось, что вот еще чуть-чуть, и она заплачет. Инзиль прикусила губу почти до крови, не подобает ей показывать такой животный страх и панику. Поэтому Травница распрямила спинку, чуть горделиво приподняв головку, шла туда, куда удалился барон. Картина забавной, будто знахарка вовсе и не была в подвале башни, а была на приеме высокопоставленной особы. Так она и ее сопровождающий каратель дошли до камеры, которую открыл палач. Тут Инзиль зажмурилась, последним усилием воли стараясь успокоить себя.

Стул вроде бы был крепким. На вид. И потому Бешеный пёс уселся на него – не первый раз уже проводил допросы в этом помещении и понимал, что в данном случае внешний вид и содержимое полностью соответствуют друг другу. Вообще-то барон предпочитал кресла – мягкие и удобные. Но сейчас приходилось довольствоваться тем, что есть под руками. Поэтому он облокотился на спинку, закинул ногу на ногу и ладонью погладил аккуратно подстриженную бородку. – Меня зовут барон фон Гройэль, - он сказал это девушке, когда её ввели в камеру, улыбаясь. Так можно представляться молоденькой фройляйн на светской вечеринке, на пиру, в спальне, в конце концов – если до входа в спальню вы ещё не познакомились. Но в подобных случаях, представляясь, встают с места. А барон и не думал этого делать. Он поманил задержанную пальцем, настаивая чтобы она подошла поближе, и тихо спросил. - Как вас зовут, сударыня? - Правда, сесть не предложил. Взгляд голубых глаз оторвался от травницы, задумчиво скользнул по стенам помещения. - Мне нужно знать только ваше имя, и то, что вас связало с изменником по имени Гвидо фон Вельд.

Инзиль вошла в камеру, даже не интересуясь, что и как в ней находилось. *Кто же не знает барона? Ваша слава опережает Вас.* Девушка сделала один шажок в его сторону, но подходить ближе не стала. Глупо было ждать приглашения сесть, башня не зал во дворце и она не перед влюбленным кавалером. * Меня зовут Инзель. Графа Гвидо я встретила в таверне. Только о том, что он изменник, услышала из ваших уст. Политика и мелкие разборки на ваших землях или на других, меня не интересует*. Спокойно и с достоинством ответила травница. Скрестив руки на груди и не отводя взгляда в сторону.

Донжон.Каминный зал.

* Вот и началась чёрная полоса в его жизни! Из глаз карлика текли слёзы, ножки отказывались идти, а головка свесилась на грудь. Бубенцы на колпачке тихонечко звонили, но звон этот не был радостным и развесёлым, как прежде. Нет, теперь он только делал страх и душевную боль Шнапсика ещё сильнее. Шут не хотел перечить приказу герра Ирвина, поскольку, как ему казалось, оставался ещё шанс на то, что его простят. Но тельце карлика отказывалось подчиниться. За что его хотят посадить в подземелье? За что? Его нужно не наказывать, а чествовать, как спасителя! Шут хлюпал носом и старался подавить дрожь. Даже злорадство, охватившее его в тот миг, когда он увидел, как падает заезжий маг, отступило перед ужасом. Неужто расчет оказался неверным, и теперь бедненького Шнапсика подвергнут всяческим издевательствам и убьют? Если бы не каратели, он бы упал прямо на пол. Но здоровые мужики подхватили малыша и потащили... Он даже и не помнил, как очутился в подвале. Размалёванная мордаха была залита слезами, и карлик видел только размытые очертания фигур в чёрных мундирах и яркие бесформенные пятна факелов. * Я же хотел, как лучше! * только и промолвил он в отчаянии, уверенный, что его тотчас предадут самой жестокой казни. Например, колесуют*